ЛЕКЦИЯ 4-5
КАППАДОКИЙСКИЕ ОТЦЫ:
Свв. Григорий Богослов и Григорий Нисский
- Св. Григорий Богослов:
- Жизнь и служение
- Труды
- Богословие и философия.
- Св. Григорий Нисский
- Жизнь и служение
- Труды
- Богословие и философия.
Григорий
Назианзин, или Богослов (ок.330-390), епископ Назианза и Сасимы, патриарх
Константинополя (380-381), выдающийся церковный деятель и мыслитель, один
из Отцов церкви, входит в число Великих каппадокийцев, близкий друг и
сподвижник Василия Великого.
Жизнь и служение
Григорий родился около 330 года, в Арианзе, близ Назианза Каппадокийского. Его родителями были епископ Назианзский Григорий и святая Нонна. О своих родителях Григорий впоследствии писал в цикле стихов «О собственной жизни»:
"Матерь моя, наследовав от отцов богоугодную Веру, и на детей своих наложила золотую сию цепь. В женском образе нося мужественное сердце, она для того только касается земли и заботится о мире, чтобы все, и даже саму здешнюю жизнь, преселить в жизнь небесную… А родитель прежде, служа идолам, был дикой маслиной, но привился к стеблю маслины доброй и столько принял в себя соков благородного корня, что закрыл собой дерево, и многих напитал медоточными плодами, он сед волосами и вместе сед умом, приветлив, сладкоречив, это новый Моисей или Аарон, посредник между людьми и небесным Богом… От такого родителя и от такой матери произошел я" (Стихи о самом себе).
Получив начальное домашнее образование, Григорий обучался в Кесарии Каппадокийской и Кесарии Палестинской, а затем и в Александрии. Осенью 350 года Григорий отправился в Афины, где изучал риторику, поэзию, геометрию и астрономию: «Афины — обитель наук, Афины для меня подлинно золотые и доставившие мне много доброго». В Афинах Григорий познакомился с трудами Платона и Аристотеля. Несмотря на то, что в то время при изучении трудов данных философов больше внимания уделялось их стилю, а не учению, на теологию Григория неоплатонизм оказал сильное влияние. По мнению Г. Г. Майорова «Григорий и терминологически, и по существу близок к неоплатоникам».
После окончания обучения Григорий остался в Афинах, где некоторое время преподавал риторику. В 358 году, когда его отец стал епископом, Григорий вернулся домой и в тридцатилетнем возрасте принял крещение от своего отца. После этого, Григорий, склонный к монашеской жизни, удалился в монастырь, основанный Василием Великим в Понте в своём имении на реке Ирис. Во время жизни в монастыре Григорий вместе с Василием изучал труды Оригена и составил из его произведений выписки, известные под именем «Филокалии»
В 361 году по настоянию отца Григорий вновь вернулся домой и был рукоположен в пресвитеры. После рукоположения Григорий, видя в священстве препятствие к созерцательной монашеской жизни, вновь удалился в монастырь Василия. Вернувшись в 362 году домой, Григорий на пасхальном богослужении произнёс свою первую проповедь, получившую название «Слово на Пасху и о своём промедлении».
Начало его церковной деятельности совпало с периодом правления императора Юлиана Отступника, гонения которого затронули и Назианскую кафедру его отца. Император направил в Назианз войска с поручением захватить христианские храмы. Григорий-старший со своей паствой организовал сопротивление, предотвратившие захват церквей. В этот период Григорий вновь удалился к Василию Великому.
В конце 363 года отец Григория, не вникая в тонкости богословия, подписал омиусианский символ веры, чем вызвал раскол в своей епархии. Раскол продолжался недолго, но Григорию пришлось защищать своего отца — он написал «Слово по случаю возвращения монахов в лоно церкви». Деятельность Григория в этот период показывает, что он вникал в дела управления епархией и становился постепенно со-епископом назианзской церкви. Когда Василий Великий стал архиепископом Кесарии Каппадокийской, он около 371 года обратился к Григорию с просьбой стать епископом города Сасима, где Василием была создана епархия. Это предложение было сделано в рамках проводимой Василием борьбы с арианством в Каппадокии для которой требовались верные ему хорепископы. Григорий колебался, но на епископстве настаивал его отец и в 372 году Григорий был рукоположен в епископа Сасимского. Григорий, нежелавший архиерейства, недолго пробыл в Сасимах и, не совершив там ни одной службы и не рукоположив ни одного клирика, вернулся домой. Впоследствии Григорий так вспоминал о доставшейся ему кафедре: "На большой дороге, пролегающей через Каппадокию, есть место обычной остановки проезжих, где одна дорога делится на три, место безводное, не произращающее и былинки, лишённое всех удобств, селение ужасно скучное и тесное. Там всегда пыль, стук от повозок, слезы, рыдания, собиратели налогов, орудия, пытки, цепи, а жители — чужеземцы и бродяги. Такова была церковь в моих Сасимах! Вот какому городу (подлинно это великодушие!) отдал меня тот, кому было мало пятидесяти хорепископов".
После бегства из Сасима Григорий вновь удалился в пустыню, где проводит около трёх лет.
По
просьбе престарелого отца Григорий вернулся в Назианз и помогал ему в
управлении епархией до его смерти в 374 году. На похороны отца Григория
приехал Василий Великий и произнёс надгробное слово, восхвалявшее заслуги
усопшего. Считается, что в это время произошло примирение Григория с Василием.
После смерти отца Григорий некоторое время руководил назианзской епархией,
но, не считая себя вправе занять престол своего отца, удалился в Селевкию
в надежде, что в его отсутствие будет выбран новый епископ. Однако по
просьбе жителей Григорий вернулся в Назанз и продолжил управление церковью.
1 января 379 года скончался Василий Великий. Это потрясло Григория, он писал: «И это выпало на мою скорбную долю — услышать о смерти Василия, об исходе святой души, которым ушла она от нас и преселилась к Господу, всю жизнь свою превратив в заботу об этом!». Впоследствии, будучи уже на покое, Григорий написал на смерть друга Надгробное Слово, ставшее одним из лучших его сочинений.
В этом же году к Григорию, имевшему репутацию блестящего проповедника и защитника никейской веры, из Константинополя прибыла небольшая группа никейцев с просьбой прибыть в восточную столицу империи и поддержать их в борьбе против арианства и аполлинарианства. Григорий принял предложение и приехал в Константинополь. Город в течение сорока лет был в руках ариан, которым принадлежали почти все храмы города. Григорий остановился в доме своих родственников и в одной из комнат начал совершать богослужения, назвав этот домовой храм Анастасия (греч.«Воскресение»). В этой церкви летом 380 года Григорий произносит свои знаменитые пять Слов «О Богословии», которые принесли ему славу «Богослова».
С момента приезда в столицу Григорий подвергся преследованию со стороны ариан: его обвинили тритеизме, а позже начались попытки физической расправы. В Великую субботу 379 года, когда Григорий совершал таинство крещение в своём храме, в него ворвалась толпа ариан, среди которых были константинопольские монахи, и начали требовать изгнания Григория, а потом стали кидать в него камни. Григорий был отведён к городским властям, которые хотя и были неблагосклонны к нему, но не поддержали ариан и Григорий остался в Константинополе.
В мае 381 года в Константинополе состоялся Второй вселенский собор. С самого начала Собор решил вопрос о замещении константинопольской кафедры: Григорий Богослов был признан законным архиепископом Константинопольским. При обсуждении Собором арианства и других ересей Григорий в своём Слове дал следующее изложение догмата Троичности: "Безначальное Начало и Сущее с Началом — Един Бог. Но безначальность или нерожденность не есть естество Безначального. Ибо всякое естество определяется не тем, что оно не есть, но что оно есть… Имя Безначальному — Отец, Началу — Сын, Сущему вместе с Началом — Дух Святый; а естество в Трех единое — Бог. Единение же — Отец, из Которого и к Которому они возводятся, не сливаясь, а сопребывая с Ним, и не разделяемые между Собою ни временем, ни хотением, ни могуществом".
Во время Собора скончался его председатель Милетий и Григорий занял его место. В это время на Соборе возник вопрос о замещении антиохийской кафедры. Участники собора разделились, Григорий встал на сторону «западных» и произнёс речь в поддержку их кандидата Павлина. Но победила «восточная» партия и антиохийским патриархом стал пресвитер Флавиан. Приехавшие немного позже на Собор сторонники «западной партии» Асхолий Фессалоникийский и Тимофей Александрийский, будучи обиженными за своего кандидата Павлина, вступили в борьбу с «восточным» епископатом и в том числе выдвинули обвинения против Григория, что он, будучи рукоположен епископом Сасимским, незаконно стал архиепископом Константинопольским. Григорий был обвинён в нарушении 14-го правила святых апостолов и 15-го правила Первого Вселенского собора, запрещавших самовольное оставление епископами своих кафедр.
Григорий не стал отстаивать свои права на Константинопольскую кафедру. Измученный борьбой за власть, которую он не желал, Григорий обратился к Собору с прощальным словом: "Вы, которых собрал Бог для совещания о делах богоугодных, вопрос обо мне почитайте второстепенным. Чем ни кончится мое дело, хотя осуждают меня напрасно, это не заслуживает внимания такого Собора… Я не радовался, когда восходил на престол, и теперь схожу с него добровольно. К тому убеждает меня и телесное мое состояние. Один за мной долг — смерть; все отдано Богу. Но забота моя единственно о Тебе, моя Троица! О, если б иметь Тебе защитником какой-нибудь язык благообученный, по крайней мере исполненный свободы и рвения! Прощайте и воспоминайте о трудах моих!"
После
обвинений, выдвинутых против него в Константинополе, Григорий вернулся
в родной Назианз, где вновь возглавил епархию, не переставая просить митрополита
Тианского снять с него эту обязанность, которую он считал для себя бременем.
Он перестал ездить на церковные соборы, говоря «соборам и собеседованиям
кланяюсь издали с тех пор, как испытал много дурного». После назначения
на Назианзскую кафедру епископом пресвитера Евлалия Григорий смог удалится
на покой и посвятить себя литературному труду. В этот период Григорий
кроме богословских сочинений пишет свою подробную автобиографию. Он много
путешествовал по обителям, жил в Ламисе, Сакнавадаике и Карвалах; лечился
теплыми водами в Ксанксариде.
Скончался
Григорий 25 января 389 года в Назианзе, где и был похоронен. В 950 году
при императоре Константине Багрянородном мощи Григория были перенесены
в Константинополь и положены в церкви Святых Апостолов. При разграблении
Константинополя крестоносцами в 1204 году мощи святителя Григория были
вывезены в Рим. После постройки собора святого Петра в Риме там была устроена
гробница для мощей святителя. 26 ноября 2004 года мощи, по решению папы
Иоанна Павла II, были возвращены Константинопольской церкви вместе с мощами
Иоанна Златоуста. В настоящее время мощи Григория Богослова хранятся в
церкви святого Георгия в Стамбуле.
Труды
Значительную часть свой деятельности, и, особенно, последние годы жизни Григорий посвятил литературным трудам, оставив после себя не очень обширное, но разнообразное наследие (Труды в PG, t.35-38. Перевод на русский язык: Творения. - ТТ.1-6 (М., 1843-1848) и ТТ.1-4 (3 издание - М., 1889).
Основную часть этого наследия Григория составляют гомилии, речи и проповеди, общим числом 45, причем большинство из них относятся к периоду патриаршества Богослова. Многие из них считаются образцами христианского красноречия, но, как исторический источник, наибольший интерес представляют надгробные речи, в частности, похвала Василию Великому. Также интерес представляют речи против Юлиана Отступника, написанные после смерти императора, и "Слово по поводу бегства в Понт", обработанное позже в трактат о пастырском служении.
Слова чрезвычайно разнообразны по тематике и жанру. Они включают, в частности, надгробные слова (7, 8, 18, 43), обличения императора Юлиана (4, 5) и еретиков (27, 33, 35), слова в память священномучеников (16, 24, 35, 44), беседы на Богоявление (38), Крещение (40), Пятидесятницу (41) и другие праздники. Первая и последняя (45-я) беседы были произнесены на Пасху. Во многих беседах Григорий говорит о себе и событиях своей жизни. Так, уже в самом начале 1-го Слова он упоминает о добром принуждении, подразумевая своё рукоположение по настоянию отца; в 3-м Слове оправдывает своё удаление в Понт; а в 33-м Слове говорит о своём противостоянии с арианами. Ряд Слов имеют адресатом отца Григория (9, 10, 12) или произнесены в его присутствии; среди адресатов Слов есть и Василий Великий (10) и Григорий Нисский (11). Важнейшее место в наследии Григория занимают Слова о Богословии (27-31), посвящённые догмату Троичности, они и принесли Григорию славу богослова.
Другой разряд творений Григория составляют поэтические произведения, среди которых издатели нового времени выделили блок исторических поэм, представляющих определенный интерес как источник, хотя и весьма специфический. Большинство стихотворных сочинений были написаны Григорием в последние годы его жизни после возвращения из Константинополя. Стихи написаны не только на богословские темы, но содержат и автобиографические воспоминания, несколько стихотворений было написано Григорием на смерть друзей. Стихотворения Григория написаны в формах гекзаметров, пентаметров, триметров. Наиболее известна поэма Григория «Pro vita sua» (О себе самом).
Особое значение имеют письма Григория числом 243, которые составлены по правилам риторики и из которых исторический интерес представляют письма к Василию, Нектарию Константинопольскому и против Аполлинария (Флоровский, с.96-97). Сочинения Григория Богослова полны автобиографических подробностей и лирических отступлений, прекрасно характеризующих особенности его личности и настроения (ХЭС, Т.1, с.443), и всей эпохи в целом. Богословский интерес и значимость представляют два письма Григория к Кледонию, в которых он рассуждает о природе Христа и выступает с критикой учения Аполлинария Лаодикийского и послание к монаху Евагрию о Божестве.
Богословие и философия
Григорий
Назианзин вращается в кругу тех же проблем, что и Василий, однако решает
их хотя и не столь обстоятельно, но с большим диалектическим мастерством,
шире, чем Василий, привлекая неоплатоническую технику. Из трех каппадокийцев
он самый поэтичный и самый красноречивый.
Одной из главных проблем, которых Григорий Назианзин касается в своих речах, была ставшая к этому времени в христианстве уже традиционной проблема соотношения веры и разума. Григорий ставит человеческий разум и светскую образованность весьма высоко. Свои познания, полученные в афинских школах, он рассматривает как величайший после христианской веры дар судьбы. Как и его предшественники - александрийцы, Григорий считает мудрость христианскую прямой наследницей мудрости языческой (Or. 43, 11). Особенно близки к христианству, разумеется, платоники, которые "лучше всех рассуждали о божестве" (Ibid. 21, 5). Однако разум ограничен, и это проявляется уже в отношении вещей, ближайших к нам. Тем более ограничен он в исследовании вещей божественных. Поэтому, чтобы не отклониться от "правильного мнения" (ортодоксии) и не впасть в ересь, разум должен опираться на веру как на свое основание. Вера же означает безоговорочное принятие авторитета Священного писания и авторитета церкви, так как последняя является единственным носителем священного Предания. Правда, эта опора на авторитеты не означает изгнания разума из теологии. Она означает лишь ограничение спекулятивной функции разума (философии) задачей изъяснения, истолкования божественного слова (теологии), заключенного в Писании и Предании.
Согласно Григорию, слово Писания в своем буквальном значении лишь отчасти выражает тот смысл, который вкладывает в него сам бог и который соответствует божественному Слову-Логосу. Смысловая структура Библии многослойна и соответствует многослойной структуре самого бытия. Все то, что охватывается содержанием Библии, подразделяется на четыре класса предметов:
- то, что в действительности не существует, но выразимо в человеческом языке;
- то, что существует в действительности, но в человеческом языке невыразимо;
- то, что и не существует, и невыразимо;
- то, что и выразимо в человеческом языке, и существует в действительности (Ог. 31, 22).
К
первой категории вещей относятся все имеющиеся в Библии натуралистические
и антропоморфические описания божественного. Будучи в буквальном значении
неистинными, они рассчитаны на восприятие чувственного, плотского человека,
способного воспринимать пока только тень от истины, а не ее саму. Так
что Ветхий завет, насыщенный чувственными образами, имеет дело чаще всего
с тенями реальности, хотя эти тени все же суть тени реальности подлинной,
а поэтому, пусть превратно, эту реальность отражают. Ко второй категории
относится все то, что остается как бы за строкой библейского текста, поскольку
оно невыразимо в доступном для человека языке и непостижимо для человеческого
разума. Это трансцендентная сущность бога, приблизиться к которой можно
лишь путем отрицательных определений (апофатическая теология). К третьей
категории относится "ничто", из которого бог сотворил мир. О нем ничего
нельзя сказать, ничего помыслить, ибо его просто "нет". К четвертой относятся
те вещи, которые существуют именно так, как о них говорит Библия (в буквальном,
"историческом" смысле). Эти последние и являются единственно адекватными
предметами рационального постижения. К таким "буквально истинным" высказываниям
Библии относятся прежде всего слова, сказанные богом Моисею: "Я есмь Сущий"
(Исх. 3, 14). Это утверждение веры о том, что бог есть бытие (ousia),
должно стать отправной точкой для рациональной дедукции.
В дедуктивной, или "рациональной", части своей теологии Григорий и терминологически, и по существу близок к неоплатоникам. Он называет бога Единым, ангелов - "умами" (нусами); рассуждает об умопостигаемом и чувственном мирах соответственно как о первообразе и образе, свете и тени; говорит о свете мудрости, изливающемся из бога и возвращающемся через посредство человека к своему источнику. Все сущее он подчиняет неоплатоническому тройному ритму (mone, proodos, epistrophs), а сущность Единого объявляет непостижимой для разряда, сверхразумной.
Правда,
все эти и другие заимствования Григория у неоплатоников не могут затушевать
фундаментального различия этих учений. Дело в том, что неоплатоническое
Единое, будучи последней основой всей реальности, принадлежит самой этой
реальности, как центр круга принадлежит кругу, тогда как Единый Григория
Назианзина помещается вне мира, или, лучше сказать, над миром, как точка,
помещенная над плоскостью круга. Свет, изливающийся от Единого, в первом
случае есть свет изнутри мира, во втором - потусторонний свет. Единое
неоплатоников превышает разум, а это означает для них, что о нем не может
быть высказано вообще никаких положительных предикатов: где кончается
разум, там наступает полное безмолвие, бессловесность. У Григория же и
там, где кончается разум, еще есть место для слова, а именно для "слова"
Священного писания. За пределами разума лежит еще вера. Библейское учение
о боге-Отце и боге-Сыне, о троичности единого бога, о рождении бога и
воплощении, вообще об "именах божьих", относящихся к первичной природе
бога, - это область, запредельная разуму, но все еще область логоса, слова,
хотя, если можно так выразиться, область трансцендентного логоса, логоса
чистой веры, неизвестного неоплатоникам.
2. Григорий Нисский
Григорий Нисский (ок. 332-394), брат Василия Великого и близкий друг Григория Богослова, епископ Ниссы в Каппадокии с 372 г., самый крупный философ каппадокийской школы (Майоров, с.405).
Григорий Нисский почитается Православной церковью в лике святителей (память 10 января по юлианскому календарю) и Римской католической церковью (память 9 марта).
Жизнь и служение
Григорий получил образование в языческой школе в Кесарии Каппадокийской. Впоследствии полученные знания были дополнены занятиями с его братом Василием, получившим образование в Афинах. Григорий также самостоятельно занимался философией и стал ритором. Огромное влияние на Григория оказали труды Оригена и Филона. Получив образование, Григорий женился на Феосевии, благочестие которой, описано в письме Григория Богослова к Григорию Нисскому по поводу её смерти. Смерть жены, (около 365 года), изменила Григория, и он удаляется в понтийский монастырь своего брата Василия.
Когда Василий стал архиепископом Кесарии, он обратился в 372 г. к Григорию с просьбой стать епископом города Ниссы. Это предложение было сделано в рамках проводимой Василием борьбы с арианством в Каппадокии для которой требовались верные ему хорепископы. Григорий после долгих убеждений согласился.
Пребывание Григория на Нисской кафедре сопровождалось нападками со стороны ариан: его обвинили в растрате церковных денег и поставили под сомнение законность его хиротонии. В 376 г. Григорий был низложен, его подвергли аресту и под конвоем отправили в Анкиру. Сбежав из под стражи, Григорий три года провёл в скитаниях и лишь после смерти Валента, императора-арианина, в 378 году с триумфом вернулся к своей пастве в Ниссу. После смерти брата Василия Григорий завершил некоторые его труды.
В 379 году Григорий принял участие в Антиохийском соборе, осудившем мелетианскую ересь. Против своего желания он был избран митрополитом Севастийским и был направлен синодом антиохийской церкви в Палестину и Аравию для борьбы с ересями. Был участником Второго Вселенского собора 381 г. и ряда других соборов.
В столице империи Григорий получил признание авторитетного богослова и проповедника. Императорским эдиктом 381 года имя Григория было включено в список епископов, «общение с которыми обязательно для православных». После Собора он ещё несколько раз посещал Константинополь. Там им было произнесено Слово «О Божестве Сына и Духа» и надгробные речи над умершей дочерью императора Феодосия Пульхерией и его женой Плакиллой (Флациллой). В столице империи он познакомился и с диакониссой Олимпиадой, почитательницей Иоанна Златоуста (бывшего тогда пресвитером в Антиохии) слава о богословских талантах которого достигла Константинополя.
О последних годах жизни Григория Нисского почти ничего неизвестно. В 394 году он присутствовал на соборе в Константинополе, созванном для рассмотрения спора двух аравийских епископов, претендовавших на одну и ту же кафедру. Сообщение о его участии в работе данного собора является последним известием о жизни Григория.
Труды
Литературное
наследие Григория Нисского охватывает весь круг богословских тем (Флоровский,
с.126) и находится под сильным влиянием оргигенизма и неоплатонизма. Его труды разнообразны: догматические, нравственные сочинения, толкования на Священное Писание, письма и проповеди (в них проявился ораторский талант Григория). Творчество Григория интересно тем, что
оно является одним из связующих звеньев между средневековой христианской
философией и античной философией (Майоров, с.150). Однако, как исторический
источник, труды Григория Нисского содержат мало собственно исторической
информации. Основное их содержание - экзегетика и догматическая полемика
с еретиками. Определенный интерес представляют нравственные и аскетические
труды ("О девстве или о совершенстве", "О житии Макрины" и др.), некоторые
из проповедей и речей (о Св.Василии, О Ефреме Сирийском, о сорока мучениках
севастийских и др.), а также, разумеется, письма, которых до нас дошло
всего 26, но ценность их велика потому, что они в основном имеют личный
характер.
Богословие и философия
Григорий Нисский, пошел в направлении ассимиляции неоплатонизма еще дальше. Его сочинения - "Жизнь Моисея", "Апология шестоднева", "Диалог о душе и воскресении", "Гомилии на Песнь песней", "О сотворении человека" и др. - представляют собой пример сугубо символического и мистического толкования Писания или даже пример своеобразной мистической философии, увязанной в узловых пунктах с Писанием. В библейских сказаниях Григорий Нисский усматривает параболы о человеческой душе: о ее отпадении от бога и возвращении к нему, о путях познания божественного и непознаваемости самого бога.
Вразрез с церковной традицией (которая устанавливала своеобразный "реализм" в воззрениях на тело и физическую реальность) Григорий Нисский значительно сильнее других каппадокийцев настаивает на феноменальности, неподлинности или даже иллюзорности чувственного бытия. С его точки зрения, путь к истинной реальности проходит через преодоление этой иллюзии: душа, достигшая понимания того, что феномены чувств не имеют самостоятельного, субстанциального, существования и являются лишь эпифеноменами божественных энергий, движется в направлении истинной реальности. Абсолютная полнота реальности заключается в божественной сущности, где эта полнота и бесконечность сочетаются с абсолютной простотой. Это делает сущность бога непостижимой, ибо простота сообщает ей нерасчлененность, а поэтому неопределенность; бесконечность же делает ее неохватываемой, тогда как познание всегда есть определение и схватывание. Поэтому все мыслимое о боге должно экстраполироваться в бесконечность (In Cant. 5). Отсюда невозможность выразить сущность бога в понятии и слове, на чем Григорий настаивает в своей полемике с Евномием (Contr. Eim. III).. В "Жизни Моисея" он говорит о том, что человеческое знание о боге может состоять лишь в незнании его и что все попытки воспроизвести образ истинного бога суть не что иное, как попытки сотворения кумира, осужденные Писанием (De vit. 4).
Однако реальность, заключенная в боге, в акте творения переходит на мир в форме божественных энергий, служащих положительной основой всех явлений этого мира. В отличие от сущности божественные энергии познаваемы, поскольку они запечатлены в мировом строе. Однако познание энергий, как считает Григорий, ничего не дает для познания сущности бога. По произведению художника можно судить лишь о его таланте, знании, навыке, т. е. о его потенциях, задатках, силах, но отнюдь не о его сущности. Так и по энергиям, наполняющим творение, можно судить лишь о потенциях и силах творца. Поэтому такие имена бога, как премудрый, благой, всемогущий, судья, спаситель и т. п., суть имена не его сущности, а его Потенций, возможностей, сил (In Cant. 1).
Божественные энергии и силы одноименны, но первые составляют только часть последних. Поэтому если энергии познаваемы, то силы, или атрибуты, которых бесконечное множество, частично открытые в энергиях, познаваемы лишь отчасти. Правда, и сама совокупность энергий, реализованных в творении, хотя она и конечна, не может быть вполне охвачена разумом в силу его ограниченности.
Сотворенный богом мир у Григория во многом подобен своему творцу: все существующее есть единство сущности, потенций и энергий. Все вещи и события были созданы богом сразу, в едином вневременном акте, однако только в потенциальной форме, в форме "сперматических логосов", семян, содержащих в себе скрытую энергию и, так сказать, программу будущего развития. Затем все это множество семян последовательно, каждое в свое время, естественным путем и без дополнительного вмешательства бога развивается во все явления, которые составляли, составляют и будут составлять мир (PG 44, col. 77D, 113 В). Творение и дальнейшая эволюция (развертывание семенных начал) мира происходят под опекой провидения, и совокупный мировой логос, т. е. совокупность всех потенций всех вещей, изначально содержится в божественном Логосе, им познается и предопределяется. Поэтому каждая реализованная вещь осуществляет определенную цель в божественном плане. Человек в этом провиденциальном плане выполняет особо почетную и ответственную функцию: он посредник (methorios) между миром природы и богом; через его посредство все вещи возвращаются к единению с Единым (De opif . 8) .
Дело в том, что, согласно Григорию, человек, с одной стороны, есть существо чувственного, физического мира, однако такое, в котором вся совокупность потенций этого мира достигает последней своей реализации: он есть венец этого мира, "плод его семени", мир в своей осуществленности; он есть микрокосм, в котором как бы в снятом виде содержится макрокосм. С другой стороны, человек по своей первичной генеалогии и последнему предназначению есть гражданин мира высшего, сверхчувственного, интеллигибельного, изгнанником которого он стал в результате грехопадения. Вместе со своим телом и чувствами он принадлежит первому миру (традиционно ограниченному первым небом), а вместе со своим разумом - второму миру (второму небу). И тем не менее человек един: он не есть только разумная душа, не только тело, но душа и тело вместе. Поэтому возвращение человека на свою "небесную родину" предполагает своего рода искупление тела, а вместе с ним (как микрокосмом) и всего чувственного мира. В космическом масштабе такое искупление осуществляется в крестной жертве Христа, в случае индивидуального человека - в церковных таинствах и нравственном катарсисе.
В строе вселенной есть ступени все к большему совершенству. И на вершине лестницы стоит человек. Но он сотворен иначе, чем низший мир, что сказывается и во внешней форме библейского рассказа, явно открывающего "догмат истины" о "содействующем" в творении - о Слове. И человек создан по образу Божию. Он бессмертен и создан для жизни духовной. "Человек, - как выражается св. Василий, - среди живых существ (разумеется, земных) есть единственное богосозданное существо". В сотворенного человека Бог "вложил нечто от Своей собственной благодати, чтобы человек по подобному познавал подобное". Человек создан из земного состава и из души, обитающей в теле, как под некоторым покровом. По природе своей тело есть нечто текучее и превращающееся, - "непрестанно течет и рассеивается." Мир этот сложен и потому смертен, и есть жилище для умирающих.
Возвращение человека из падшего состояния в состояние первозданной чистоты, которое одновременно есть восстановление в человеке чистоты затемненного грехопадением божественного образа, начинается с катарсиса, с переориентации воли с чувственного на интеллигибельное. Через катарсис душа возвышается до первого неба, за которым открывается область умственного света. Сбросив прежние телесные покровы, которые были тяжелее ее самой и влекли ее вниз, и облачившись в одеяния из света, которые в силу своей легкости влекут ее вверх, душа человеческая возвращает себе первозданный вид, т. е. образ бога, и через просветление достигает второго неба. Очищенная и просветленная душа постигает, что все реальное в этом мире реально настолько, насколько оно причастно божественной реальности, что красота чувственных вещей е.сть лишь отблеск истинной, умопостигаемой, красоты и что вещи этого мира служат лишь символами, по которым душа должна узнавать их создателя (In Cant. 6, 11).
Природа души - это свет, умственный свет, т. е. свет познания (гносиса). Поэтому, достигнув "второго неба", душа обретает адекватную себе стихию. Однако на этом не заканчивается ее восхождение: она стремится на третье небо, в сферу сверхразумного божественного, к источнику интеллигибельного света, который сам - вне области интеллигибельного. При приближении к этому источнику свет становится таким ярким, что уже более не просветляет, а ослепляет, становится мраком для души и душа вдруг оказывается перед пропастью.
